– Вам кажется, что жена слишком погрузилась в проблемы Саши и общества семей с детьми-инвалидами, отодвинув все прочие аспекты жизни?
– Не отодвинув даже, а просто назначив их неважными и несто́ящими по сравнению с главным… Мне кажется, что это неправильно в корне. Я за то, чтобы Сашку приспосабливать к нам, а не нас к нему. И я уверен, кстати, что это возможно. И не я один. Я ведь со многими отцами по этому делу общался. Многие именно от этого и уходят: не от детей, а от зацикленности этой.
– Вы пробовали говорить об этом с женой?
– Сто раз. Она либо плачет, либо встает в позицию такой матери Терезы и обвиняет меня во всех смертных грехах. Когда я сказал, что ухожу, дочка на колени бросилась: папа, и меня забери, я буду тебе обед готовить, все тройки подтяну и с Сашкой буду приходить сидеть, когда надо.
– Давайте попробуем поговорить еще раз.
– Давайте, что ж. Я вот сейчас проговорил все подряд вслух, и мне даже как-то легче стало.
* * *
Мы честно пробовали. Не один раз. Во всех возможных сочетаниях – муж с женой, мать с дочерью, все трое.
Не получилось.
«Как хорошо, что у меня есть „наши“ люди, которые в минуту предательства меня по-настоящему понимают и всегда готовы поддержать! Они с самого начала сказали мне, что всё бесполезно, и он все равно сбежит. А вот от тебя я не ожидала, у тебя же у самой когда-нибудь дети будут…» – бросила мать дочери и ушла с гордо поднятой головой.
«Вы все еще будете уговаривать меня остаться?» – горько спросил Виктор.
Худенькая тринадцатилетняя девочка со злым лицом катала по поликлиническому коридору коляску с улыбающимся Сашкой и слизывала текущие по щекам слезы.
– Петя, кончай маяться дурью, пора за уроки садиться.
– Сейчас, я еще немного поиграю…
– Петя, ну что это за игра – бегать за кошкой! – в голосе матери слышится раздражение. – Тебе же не три года, а почти десять!
– Так я бы в компьютер поиграл, – живо откликается вихрастый, конопатый Петя. – Да ты мне не разрешаешь!
– Компьютер – это тебе вредно для глаз! – наставительно говорит мать. – Доктор в поликлинике сказал: не больше получаса в день. И в Интернете я тоже читала…
– А я полчаса! Вот полчаса, и всё! – лукавая Петина мордочка становится по-кошачьи умильной (тесное общение с кошкой явно не проходит даром). – Мамочка, можно?
– Сначала нужно сделать уроки.
– Тогда я еще поиграю…
– Хватит тянуть резину! – уже почти выходит из себя мать. – Так можно опять до вечера проваландаться! Сел, сделал – и занимайся потом чем хочешь! Хоть рисуй, хоть книжку читай, хоть модель собирай, которую папа тебе купил…
– А она не собирается…
– Да ты и не пробовал толком! Начал и бросил, как и всё, что ты делаешь!
– У меня правда не получается! Она сложная, я хочу, чтоб папа мне помог…
– Я, может быть, тоже хочу, чтобы папа мне помог, да где он? Где? – повышает голос мать. – Вот чтобы он вспомнил, что у него есть сын, и тебе сказал наконец по-мужски, что сначала надо дело сделать, а уже потом… Садись за уроки, я тебе сказала!
– Мам, а можно я творожок сначала съем, а потом уже сразу… Что-то есть хочется…
– Уроки!!! – орет мать. – Ты полтора часа назад обедал! Что, забыл?! Бери учебники и садись за стол, я тебе сказала! Иначе я не знаю, что с тобой сделаю…
– Сейчас, сейчас, только водички попью… и в туалет схожу…
* * *
Спустя час.
– Ну что, ты сделал упражнение? Еще не переписал? Да чего там переписывать, там же восемь строчек всего!.. Почему у тебя опять машинки на столе?! (машинки летят в угол). Сколько раз можно говорить: игра – игрой, а уроки – уроками! Что же мне, над тобой безотлучно стоять, как в первом классе?! Как будто у меня своих дел нет…
– Ага, – кивает Петя. – Ты постой, пожалуй. А какую букву тут вставить?
– Ты сам должен знать! Мы с тобой позавчера полдня правило учили.
– А я забыл.
– А ты вспомни. Или пролистай параграф и в учебнике прочти.
– Ты мне лучше скажи, и всё.
От безмятежности сыновьей физиономии у матери начинают трястись руки. Она сдерживается из последних сил, так как знает, что орать на детей – непедагогично.
* * *
Спустя еще час.
– Ты что, ответы в этих примерах с потолка писал?
– Нет, я решал.
– Да как же ты решал, если у тебя пять плюс три получается четыре?!
– А… Это я не заметил…
– А что задача?
– Да я не знаю, как ее решать. Давай вместе.
– А ты вообще пробовал? Или в окно смотрел и с кошкой играл?
– Конечно, пробовал, – с обидой возражает Петя. – Сто раз.
– Покажи листочек, где ты решения писал.
– А я в уме пробовал…
* * *
Спустя еще час.
– А что вам по английскому задали? Почему у тебя ничего не записано?
– Ничего не задали.
– Так не бывает. Нас Марья Петровна специально на собрании предупреждала: я даю задание на дом на каждом уроке!
– А в этот раз не задала. Потому что у нее голова болела.
– С чего это вдруг?
– А у нее собака на прогулке сбежала… Беленькая такая… С хвостиком…
– Прекрати мне врать!! – визжит мать. – Раз не записал задание, садись и делай подряд все задания к этому уроку!
– Не буду я, нам не задавали!
– Будешь, я сказала!
– Не буду!!! – Петя швыряет тетрадь, вслед летит учебник.
Мать хватает его за плечи и трясет с каким-то почти нечленораздельным злобным бормотанием, в котором угадываются слова: «уроки», «работа», «школа», «дворник» и «твой отец».
Потом оба плачут в разных комнатах. Потом мирятся. На следующий день всё повторяется сначала.
* * *
Именно с этой проблемой ко мне приходит почти четверть моих клиентов.
Ребенок уже в младших классах не хочет учиться.
Не усадить за уроки.
Если все-таки усаживается, все время отвлекается и всё делает тяп-ляп.
Ему вечно ничего не задано.
На приготовление уроков тратится страшно много времени, и в результате ребенок не успевает погулять, поиграть, сходить в какой-то кружок, заняться еще чем-нибудь полезным и интересным.
Вот схема, которую я использую в этих случаях.
1. Ищу в медицинской карточке с самого начала, есть ли (была ли) какая-нибудь неврология. Буквы ПЭП, ППЦНС или еще что-нибудь в этом роде.
2. Выясняю у родителей, что у нас с честолюбием. Отдельно – у ребенка (переживает он хоть немного за ошибки и двойки, или ему совершенно все равно) и отдельно – у самих родителей (сколько раз в неделю они рассказывают ребенку, что учеба – это его работа и кем и как он должен стать путем тщательного приготовления уроков).
3. Подробно расспрашиваю, кто и как отвечает за это самое приготовление уроков. (Хотите верьте, хотите нет, но в тех семьях, где все пущено на «самотек», проблем с уроками, как правило, и нет. Хотя, конечно, есть другие.)
4. Как могу, объясняю родителям, что это именно им (и учителям) нужно, чтобы ребенок-младшеклассник готовил уроки. Ему самому это низачем не нужно. Вообще. Он бы поиграл лучше. Взрослая мотивация («Я должен сейчас сделать неинтересное это, чтобы потом, несколько лет спустя…») появляется у детей никак не раньше пятнадцати лет. Детская мотивация («Хочу быть хорошим, чтобы мама / Марья Петровна похвалила») обычно исчерпывает себя к 9–10 годам. Иногда, если ее очень эксплуатируют, – раньше.
Что делать?
Если соответствующие неврологические буквы в карточке обнаружились, стало быть, у ребенка собственные волевые механизмы слегка (или даже сильно) ослаблены, и родителю всяко придется над ним некоторое время «зависать» – по показаниям, вроде таблеток. Иногда просто достаточно держать руку у ребятенка на голове, на макушечке – и он в этом положении за двадцать минут все задания (как правило, небольшие) благополучно делает. А вот надеяться, что он их все в школе запишет, не стоит ни разу. Поэтому нужно сразу завести альтернативный канал информации. Вы сами знаете, что вашему ребенку задали, – и хорошо. Но волевые механизмы нужно развивать и тренировать, иначе они так никогда и не заработают. Поэтому регулярно (например, раз в месяц) следует немного «отползать» со словами: «О сын мой (дочь моя)! Может, ты уже стал так могуч, взросл, умен и т. д., что сможешь сам переписать упражнение? А задания к нему сделаем вместе?.. Сможешь сам встать в школу по будильнику?.. Сможешь решить столбик примеров?» Если не получилось: «Ну что ж, пока недостаточно могуч. Попробуем еще раз через месяц». Если получилось – ура!
Если букв нет, а ребенок вроде бы честолюбив, можно провести эксперимент. «Отползти» много существеннее, чем описано в предыдущем пункте, и дать ребенку «взвеситься» на весах бытия: «Что могу я сам»? Если нахватает двоек и даже пару раз в школу опоздает – ничего страшного. Тут что важно? Это эксперимент, не мстительный («Вот я тебе сейчас покажу, что ты без меня!..»), а дружелюбный («А вот давайте посмотрим…»). Ребенка никто ни за что не ругает, но вот малейшие успехи поощряют и закрепляют за ним в пользование: «Отлично, оказывается, мне не надо больше вот тут над тобой стоять! Это была моя ошибка. Но как я рада, что все выяснилось!»
